11:19 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №29 | |
Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным . Так что присоединяйтесь Вы помните, когда Джейми сказал Клэр про Уилли? В книге, этот разговор был немного другим, и я подумала, что вы должны прочесть его целиком (если хотите конечно) — Клэр… — произнес он с трудом. — Клэр, должен признаться тебе… у меня есть сын. Ничего не сказав, я разжала руку. Да, именно этот портрет я уже видела в кабинете у Грея: дерзкий, самоуверенный мальчишка, каким мог бы быть в детстве человек, находившийся сейчас рядом со мной. — Я никогда никому о нем не рассказывал, даже Дженни. Это удивило меня настолько, что я уточнила: — То есть Дженни не знает? Он покачал головой и отвернулся, уставившись на ламантин. Встревоженные нашими голосами, они отплыли на некоторое расстояние, но вскоре успокоились и снова принялись пастись на водорослях лагуны. — Это случилось в Англии. Я… я не мог дать ему свое имя, даже не мог сказать, что он мой. Он бастард, понимаешь? Щеки его порозовели — впрочем, может быть, то были лишь отблески восходящего солнца. Джейми закусил губу и продолжил: — Я не видел его с тех пор, как он был еще ребенком. Джейми взял у меня маленький портрет, который лег в его ладонь, как детская головка, и склонился над ним. — Я боялся говорить тебе, — сказал Джейми, понизив голос. — Боялся, как бы ты не подумала, будто у меня дюжины бастардов… Как бы ты не подумала, будто Брианна значит для меня меньше из-за того, что есть и другое дитя. Но я люблю Брианну, Клэр, люблю гораздо сильнее, чем в состоянии выразить словами. Он поднял голову и посмотрел прямо на меня. — Ты простишь меня? — Ты… — Слова не шли у меня с языка, но вопрос необходимо было задать. — Ты любил ее? На его лице отразилась глубокая печаль, но глаз Джейми не отвел. — Нет, — тихо сказал он, — даже не хотел; это она хотела меня. Мне следовало бы найти какой-то выход, как-то остановить ее, но я не смог. Она хотела, чтобы я разделил с ней ложе. Так и вышло, а в итоге она умерла. Он опустил взгляд, длинные ресницы закрыли глаза. — Перед лицом Господа я виноват в ее смерти, и тем более виноват, потому что не любил ее. Ничего не сказав, я лишь коснулась рукой его щеки, он же в ответ положил свою руку на мою, крепче прижал ее к щеке и закрыл глаза. На стене рядом с нами сидел геккон почти такого же желтого цвета, как и штукатурка. Светало, и его шкурка начинала поблескивать. — Какой он? — тихо спросила я. — Твой сын? Джейми, не открывая глаз, слегка улыбнулся. — Избалованный и упрямый, — прозвучал такой же тихий ответ. — Со скверными манерами, шумный, несдержанный. Джейми заговорил еще тише, так что его было едва слышно: — А еще красивый, обаятельный, сильный и храбрый. — И твой, — добавила я, и его рука напряглась, прижимая мою к колючей щетине. — И мой, — повторил Джейми с глубоким вздохом, и я заметила выступившие из-под опущенных век блестящие капельки слез. — Ты должен верить мне, — сказала наконец я. Он медленно кивнул и открыл глаза, продолжая удерживать мою руку. — Разумеется, должен. Но я все время думал, как рассказать тебе про Джиниву, Уилли, про Джона, наконец. Ты знаешь про Джона? Он слегка нахмурился, но расслабился, когда я кивнула: — Он мне рассказал. Обо всем. Джейми удивленно поднял брови, но справился с собой и продолжил: — Особенно после того, как ты узнала о Лаогере. Как я мог рассказать тебе обо всем этом и ожидать, что ты поймешь разницу? — А в чем она, разница? — Джинива — мать Уилли — желала моего тела, — тихо произнес он, глядя на пульсирующие бока геккона. — Лаогере нужны были мое имя и мои руки, способные трудиться, чтобы содержать ее и детей. Джейми повернул голову и вперил в меня взгляд темно-голубых глаз. — Что же до Джона… — Он пожал плечами. — Я никогда не мог дать ему того, чего он хотел, и ему хватало дружеского такта об этом не просить. Но сейчас, когда я рассказал тебе обо всем, — с нажимом произнес Джейми, и линия его рта стала жесткой, — я утверждаю, что всегда любил и люблю только тебя. Можешь ли ты мне верить? Вопрос повис в воздухе между нами, мерцая, словно отблеск от воды снизу. — Раз ты так говоришь… — прозвучал мой ответ, — я тебе верю. — Веришь? — В его голосе прозвучало легкое удивление. — Почему? — Потому что ты честный человек, Джейми Фрэзер, — ответила я, улыбаясь, чтобы не заплакать. — И да пребудет с тобой за это милость Господня. — Только ты, — заговорил он так тихо, что мне едва удавалось разобрать слова. — Только тебе я хочу поклоняться и служить, отдавая всего себя, тело и руки, свое имя, а с ним и свою душу. Только тебе. Потому что ты веришь мне и любишь меня. После этих слов я положила ладонь на его руку и сказала: — Джейми, ты больше не один. Навсегда. Навсегда! Он повернулся и взял в руки мое лицо. — Клянусь тебе, — сказала я. — Когда я приносила клятву на нашей брачной церемонии, я не имела это в виду, но теперь… теперь имею. Взяв в обе ладони кисть его руки, я нащупала пальцами то место, где бился пульс, и прижала свое запястье к его запястью, пульс к пульсу, биение сердца к биению сердца. — Кровь от крови моей, — шептали мои губы. — Плоть от плоти моей. Его шепот был глубоким и хриплым. Неожиданно он опустился передо мной на колени и вложил свои сомкнутые руки в мои: ритуальный жест, которым у горцев сопровождалось принесение клятвы верности вождю. — Вручаю тебе свою душу, — выдохнул он, склоняя голову над руками. — Пока наша жизнь не придет к концу, — мягко заключила я. — Но ведь она еще не пришла к концу, верно? Он встал и чуть отстранился от меня. Я легла на узкую кровать, притянула его к себе и призвала домой, домой, снова домой, навстречу нашему нерасторжимому единению. "Стрекоза в янтаре", часть 1 Возвратившись домой к вечеру, я обнаружила Джейми в спальне. Он сидел развалясь в кресле, ноги на столе, ворот расстегнут, волосы растрепаны, и пялился в исписанные листки бумаги. Услышав, что дверь отворилась, он поднял глаза, и сосредоточенное лицо расплылось в широкой улыбке. — Саксоночка, наконец-то! — Спустив ноги со стола, он подошел и обнял меня. Спрятал лицо в моих волосах, потерся о них носом и громко чихнул. Снова чихнул и, отпустив меня, полез в рукав за платком, который носил там на военный манер. — Чем это от тебя пахнет, Саксоночка? — спросил он, прижимая к носу квадратик льняной ткани, и снова громко чихнул. Я сунула руку за вырез платья и извлекла оттуда крохотное саше, спрятанное между грудей. — Жасмин, роза, гиацинт, ландыш. Ну и, очевидно, еще амброзия, — добавила я. Джейми опять чихнул и уткнулся в платок. — Ты в порядке? — Я обвела глазами комнату в поисках какого-нибудь средства и мимоходом опустила саше в шкатулку на моем столике, в дальнем углу комнаты. — Угу, да… Так ты говоришь… гиа… гиа… апчхи! — Господи! — Я торопливо распахнула окно и подозвала Джейми к себе. Он послушно высунул голову и плечи в дождь, вдыхая свежий, не пахнущий гиацинтом воздух. — Уф! Так-то лучше, — с облегчением заметил он через некоторое время, втягивая голову обратно. Глаза его округлились. — Что это ты делаешь, Саксоночка? — Моюсь, — ответила я, расстегивая застежки на платье. — Вернее, собираюсь мыться. Я вся намазана этим гиацинтовым маслом. — Он смотрел на меня, недоуменно моргая. — И если не смыть, ты еще, пожалуй, лопнешь. Он задумчиво почесал кончик носа и кивнул: — Тут ты права, Саксоночка. Приказать лакею принести тебе горячей воды? — Не беспокойся. Ополоснусь на скорую руку, и запах исчезнет, — уверила я его, торопливо расстегивая и расшнуровывая одежду. Потом подняла руки — собрать волосы в пучок. Тут Джейми весь подался вперед, схватил меня за запястье и вздернул руку в воздух. — Что ты делаешь? — удивилась я. — Нет, это ты что сделала, Саксоночка? — воскликнул он, заглядывая мне под мышку. — Побрилась, — с гордостью ответила я. — Вернее, навощилась. К Луизе приходила сегодня утром ее servante aux petits soins, ну, нечто вроде личной косметички. Она и меня заодно обработала. — Навощилась?.. — Джейми в полном недоумении переводил взгляд со свечи в подсвечнике на меня и обратно. — Ты что же, совала воск себе под мышки? — Да нет, не тот воск, что ты думаешь, — успокоила я его. — Ароматизированный воск из пчелиных ульев. Косметичка нагрела его, затем наложила вот сюда, пока он еще был горячим. А потом отодрала, как только он остыл. — Я слегка поморщилась при этом воспоминании. — И вот, полюбуйся, лысенькая, что твой дядюшка Боб. — Мой дядюшка Боб никогда бы не потерпел ничего подобного, — сурово заметил Джейми. — И вообще, на кой черт тебе это понадобилось? — Он всматривался мне в подмышку, все еще не отпуская руку. — Ведь больно… было… навер… апчхи! — Он отпустил руку и отскочил. — Я говорю, больно, небось было? — спросил он, поднося платок к носу. — Ну, немножко, — созналась я. — Однако результат того стоит, не правда ли? — Я подняла обе руки и повертелась перед ним, как балерина. — Впервые за долгие месяцы чувствую себя абсолютно чистой. — Стоит? — Он все еще пребывал в недоумении. — Но при чем здесь чистота? Лишь с запозданием до меня дошло, что ни одна из шотландок, с которыми мне доводилось встречаться, не использовала депиляторий. К тому же Джейми никогда не вступал в достаточно тесный контакт с парижанками из высшего общества, чтобы заметить эту тонкость. — Ну, — начала я, в этот миг с особой отчетливостью представив себе, с какими, должно быть, трудностями сталкиваются антропологи, пытающиеся истолковать обычаи какого-нибудь первобытного племени, — так, по крайней мере, меньше пахнет. — А что плохого в том, что ты пахнешь собой? — осведомился он. — Пахнешь женщиной, а не какой-то там цветочной клумбой? Я ведь мужчина, а не пчела, Саксоночка. Ну что, будешь мыться или нет? Иначе я к тебе и на десять футов не подойду. Я взяла губку и начала протирать тело. Мадам Лассер, косметичка Луизы, намазала меня всю с головы до ног ароматизированным маслом, — одна надежда, что оно легко смывается. Все же это страшно угнетает — видеть, как он бродит вокруг кругами, настороженно принюхиваясь и сверкая глазами, словно волк, кружащий в поисках добычи. Окунув мочалку в таз, я бросила через плечо: — Эй, я и ноги тоже обработала. Осторожно покосилась в его сторону. На смену удивлению пришла полная растерянность. — Ну, уж ноги-то у тебя ничем не пахнут, — заметил он. — Разве что будешь ходить по колено в коровьем навозе. Я повернулась и, подобрав юбку до колен, оттянула носок ступни, демонстрируя изящный изгиб икры и лодыжки. — Смотри, насколько они стали красивее! — сказала я. — Гладкие, стройные, не то, что какая-нибудь обезьянья лапа! Он перевел взгляд на свои волосатые коленки, уязвленный до глубины души. — Так, выходит, я, по-твоему, похож на обезьяну? — Да не ты! — Я уже начала терять терпение. — Но ноги-то у меня всегда были куда волосатее, чем твои! — Естественно, ты же мужчина. Он было собрался ответить что-то, но лишь покачал головой и пробормотал под нос фразу по-гэльски. Затем уселся в кресло, откинулся на спинку и, сощурив глаза, начал наблюдать за мной, время от времени бормоча что-то под нос. Я не стала требовать от него перевода. К тому времени, когда я уже почти отмылась, атмосфера накалилась настолько, что я решила предпринять попытку к примирению. — Знаешь, могло быть и хуже, — заметила я, намыливая внутреннюю сторону бедра. — Луиза удалила вообще все волосы с тела. Это заявление настолько потрясло его, что он снова перешел на английский, по крайней мере на время: — Что? И даже со своего горшочка с медом? — Гм… — буркнула я в ответ, довольная уже тем, что эта сенсационная новость отвлекла его от рассуждений на тему моего поведения. — Да, все волосы. До единого. Мадам Лассер повыдергивала их без всякой жалости. — О, Дева Мария, мать Пресвятая Богородица! — Он зажмурился, словно отвергая саму мысль о случившемся. Чуть позже открыл глаза и уставился на меня сверкающим взором. — И на кой же черт ей понадобилось быть лысой, как шар? — Она говорит, — осторожно начала я, — что мужчины находят это сексуальным. Густые рыжие брови поползли вверх и почти скрылись под волосами, спадающими на лоб — нелегкий трюк для мужчины с высоким лбом. — Да перестань бормотать, наконец! — прикрикнула я на него, бросая полотенце на спинку стула. — Я не разбираю ни слова. — Ну, и слава Богу, что не разбираешь, Саксоночка, — ответил он. Принесла вам цитату из "Огненного креста" (гл.35), о том, как отпраздновали Новый год (Хогманай) в Фрейзер-Ридже: Люди со всего Риджа — а некоторые из еще более отдаленных мест — явились отметить Хогманай в «Большом доме».Мужчины вынесли все, что можно, из большого сарая и вымели мусор граблями, подготовив пол для танцев. Джиги, рилы, стратспеи и многие другие танцы, названия которых я не знала, но очень веселые, сменяли друг друга под светом ламп, заправленных медвежьим жиром, под звуки визгливой скрипки Эвана Линдсея, завывания деревянной флейты его брата Мурдо и ритмичные удары бойрана Кенни. Старый отец Турло Гатри принес небольшую локтевую волынку, которая выглядела такой же ветхой, как он сам, но производила приятное басовитое гудение. Мелодия, издаваемая ею, иногда совпадала с интерпретацией Линдсеев, иногда нет, но общий эффект был вполне удовлетворительный, а виски и пива к этому времени было выпито достаточно, чтобы этот небольшой диссонанс кого-либо волновал.После двух часов танцев я решила, что теперь поняла, почему слово «рил» имеет также значение «шататься от опьянения». Даже без всякого алкоголя танец мог вызвать головокружение, а после выпитого виски я чувствовала, что кровь в моей голове вращалась, как вода в стиральной машинке. После одного из танцев я, шатаясь, прислонилась к подпорке сарая и закрыла один глаз в надежде избавиться от головокружения.Со стороны закрытого глаза я почувствовала подталкивание локтем и, открыв его, увидела Джейми с двумя кружками. Разгоряченная и измученная жаждой, я не имела ничего против, чтобы чего-нибудь выпить. К счастью, это оказался сидр, и я с радостью проглотила его.— Если ты будешь пить такими темпами, то скоро свалишься, сассенах, — сказал он, расправляясь со своим сидром так же быстро. Он раскраснелся и вспотел от танцев, но его глаза искрились, когда он смотрел на меня.— Чепуха, — ответила я. С сидром в качестве балласта сарай перестал кружиться передо мной, и я почувствовала себя бодрой. — Сколько здесь человек, как ты думаешь?— Шестьдесят восемь, когда я считал в последний раз, — он прислонился к столбу рядом со мной, рассматривая бурлящую толпу с чувством глубокого удовлетворения. — Хотя они постоянно входят и выходят, так что я не могу быть совершенно уверенным. И я не считал маленьких детей, — добавил он, сдвинувшись немного, чтобы пропустить трех мальчишек, которые с хихиканьем промчались мимо нас.Охапки сена были сложены вдоль стен сарая, где, свернувшись, словно множество котят, лежали дети, слишком маленькие, чтобы бодрствовать в это время. В свете фонаря я уловила шелковистый блеск красного золота; завернутый в одеяло, Джемми крепко спал, блаженно игнорируя шум. Я видела, как Брианна вышла из круга танцующих, чтобы проверить его, и быстро вернулась назад. Роджер, темный и улыбающийся, протянул ей руку, она взяла ее, смеясь, и они нырнули в толпу танцоров. Люди входили и выходили, особенно группы молодых людей и пары влюбленных. Подмораживало; снаружи стоял бодрящий морозец, но холод делал прикосновения теплых тел еще более привлекательными. Один из старших мальчиков МакЛеодов прошел мимо нас в обнимку с совсем еще юной девочкой, по-видимому, одной из внучек старого мистера Гатри; их у него было трое, и все похожие друг на друга. Джейми сказал им что-то на гэльском, от чего уши парня покраснели, а розовое от танца лицо девушки стало бордовым. — Что ты сказал им? — Это непереводимо, — сказал он и положил руку на мою поясницу. Он горел от жара и виски и светился от радости, глядеть на него доставляло радость моему сердцу. Он увидел это и улыбнулся мне; его рука жгла мою кожу даже сквозь одежду. — Ты не хочешь выйти на улицу, сассенах? — спросил он низким и полным намека голосом. — Ну, если ты хочешь… да, — ответила я. — Но не прямо сейчас. Я кивком головы указала ему за плечо. Он повернулся к группе пожилых леди, сидящих на скамье возле противоположной стены и рассматривающих нас с пристальным любопытством ворон. Джейми махнул им и улыбнулся, заставив их покраснеть и захихикать, потом повернулся ко мне со вздохом. — Хорошо. Немного погодя, может быть, после первого гостя. Последний танец закончился, и волна людей хлынула к бочонку с сидром в дальнем углу сарая, где властвовал мистер Вемисс. Танцоры собрались вокруг него, как рой измученных жаждой ос, так что видна была только его макушка с почти белыми под светом фонарей волосами. ... Крики «Мак Дубх!» прервали его. — Выходи, Sheumais ruaidh, покажи ему, как нужно это делать! — закричал Эван из дальнего угла сарая. В танцах был перерыв, чтобы музыканты могли поесть и отдохнуть, а тем временем некоторые мужчины пробовали свои силы в танце меча, который обычно сопровождали волынка или барабан. Я не обращала особого внимания на подбадривающие и язвительные выкрики, доносившиеся с того конца сарая. Очевидно, танцующие были невеликими мастерами в этом деле; последний джентльмен споткнулся об один из мечей и полетел на пол, откуда его с красным лицом и смущенной улыбкой подняли друзья, отряхивая сено и землю с его одежды и беззлобно поддразнивая. — Мак Дубх, Мак Дубх! — закричали Кенни и Мурдо, приглашая его, но Джейми со смехом отмахнулся от них. — Нет, я уже давно не делал этого… — Мак Дубх! Мак Дубх! Мак Дубх! — ударял Кенни в свой бойран, напевая в ритм. К нему присоединилась группа мужчин. — Мак Дубх! Мак Дубх! Мак Дубх! Джейми бросил на меня короткий взгляд с мольбой о помощи, но Ронни Синклер и Бобби Сазерленд уже направлялись к нам. Я, смеясь, отступила в сторону, и они, схватив его под руки, потащили в центр сарая, перекрывая его протесты хриплыми криками. Зазвучали аплодисменты и крики одобрения, когда они вывели его на чистое место, где солома была втоптана во влажную землю, образовав утрамбованную площадку. Видя, что у него нет выбора, Джейми распрямился и поправил свой килт. Он поймал мой взгляд, закатил глаза с шутливой покорностью и начал снимать пальто, жилет и ботинки, в это время Ронни уложил два скрещенных палаша возле его ног. Кенни Линдсей начал негромко бить по бойрану, делая остановки между ударами. Толпа бормотала и шевелилась в ожидании. Джейми, одетый только в рубашку, килт и носки, усердно поклонился, поворачиваясь по часовой стрелке и наклоняя голову во всех четырех направлениях горизонта, потом выпрямился и занял место над скрещенными мечами. Его руки поднялись над головой, толпа разразилась аплодисментами, а Брианна, затолкав в рот два пальца, издала оглушительный свист к явному потрясению людей, стоящих возле нее. Я увидела, как Джейми поглядел на Брианну со слабой улыбкой, потом его взгляд снова нашел меня. Улыбка осталась на его губах, но в его глазах мелькнула какая-то грусть. Удары бойрана стали ускоряться. Горский танец меча исполняется по одной из трех причин. Как развлечение и демонстрация ловкости, что и собирался сделать сейчас Джейми. Как соревнование, обычно, между молодыми людьми на сборе. И как предсказание, для чего оно изначально и предназначалось. Исполненный накануне сражения, этот танец предсказывал успех или поражение в зависимости от мастерства танцора. Молодые горцы танцевали над скрещенными мечами в ночь перед Престонпансом, перед Фолкерком. Но не перед Каллоденом. Не было походных костров в ночь перед этим последним сражением, не было времени для бардов и военных песен. Не было нужды в предсказаниях. Джейми на мгновение прикрыл глаза и склонил голову, удары барабаны стали громче и быстрее. Он рассказывал мне, что исполнял танец мечей сначала на соревнованиях, а потом и перед сражениями в горах Шотландии и во Франции. Старые солдаты просили его танцевать, поскольку его ловкость и сноровка дарили им надежду, что они выживут и одержат победу. Он, должно быть, танцевал в Ардсмуире, так как Линдсей знал о его умении. Но все это было в Старом свете, в его старой жизни. Он знал — для этого не нужны были рассказы Роджера — что старые пути изменились и продолжают меняться. Это был новый мир, и танец мечей никогда не будет исполняться в качестве предсказания, в поисках благосклонности богов войны и крови. Он открыл глаза и вскинул голову. Бойран издал громкое «Цанк!», и под крики толпы танец начался. Его ноги быстро ударили землю между мечами с севера на юг, потом с востока на запад. Удары ног были беззвучные и уверенные, и его тень плясала позади него на стене, высокая с поднятыми длинными руками. Его глаза еще смотрели в мою сторону, но я была уверена, он больше меня не видел. Мускулы его ног под килтом были сильны и упруги, как у прыгающего оленя, и он танцевал со всем мастерством воина, которым был и все еще оставался. Но думаю, сейчас он танцевал ради памяти, чтобы те, кто видели танец, не могли забыть его. Пот летел с его лба, и выражение невыразимой отдаленности стыло в глазах. Люди все еще возбужденно обсуждали танец, когда перед полуночью мы отправились к дому, чтобы поесть рагу и выпить пива и сидра перед приходом первого гостя. Хорошо! Маленькая цитатка из "Стрекозы в янтаре (Кн.1. гл.7") Джейми: "...больше всего на свете мне хотелось бы забрать тебя и ребенка и уехать далеко-далеко и жить где-нибудь, работая на полях и охотясь на зверя. А вечерами приходить домой и укладываться рядом с тобой спать." Так и вышло Фрейзерс Ридже, правда? | |
|
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 0